В голодный год мы с матерью приехали из Павлограда в Керчь к родственникам: мамин брат после окончания Рабфака работал здесь на стройке домов – начинался строительный бум черной металлургии «Камыш-Бурунский железорудный комбинат». Через некоторое время приехал и мой отец. Он закончил курсы бухгалтеров и работал по специальности. Мама работала секретарем-машинисткой в отделе оборудования. Я учился в школе.

Жили мы не богато, скромно, но и не нуждались. В 2-комнатной квартире занимали большую комнату, в меньшей жили молодожены, а кухня была общая. Парового отопления тогда не было – топили печку, готовили на примусах и керосинках «Грец». Конечно, телевизоров не было и в помине, всю информацию получали через громкоговоритель, газеты и книги, которые я читал запоем подряд, что было в библиотеке: и фантастику, и героику. Фенимор Купер, Джек Лондон, Вальтер Скотт, Жюль Верн, и, конечно же, Островский, Маршак и так далее. Действовали всякие технические кружки, ОСВОД летом нас готовил к морской службе.

Не было пацана, который бы не мечтал служить на флоте, а на флот в те времена брали рослых (не менее 175 см.) и особо крепких ребят. Летом я пропадал в ОСВОДе и проходил там всю морскую грамоту, а потом экзамены сдавали 42 нормы – это и ГСО, и БГТО, и водолазное дело, связанное со спасением утопающих, и парусное дело, и походы под парусами, и многое другое. Это был наш досуг, но наступило 22 июня 1941 года, и вся наша жизнь перевернулась.

В июле призвали отца на фронт, а в августе 28 числа мы эвакуировались с Керченской аглофабрикой. На станции станицы Староминская наш эшелон остановили, всех выгрузили, а вагоны пошли под красный крест. Нас же развезли по колхозам помогать в уборке урожая, который в тот год был огромным.

Работали мы до конца октября. Я работал возницей на быках и лошадях. Возил из-под комбайна зерно, кукурузу, клещевину. Уже немецкие самолеты летали над головой на Ростов, уже видно было зарево горящего Ейска – фронт придвигался все ближе. И тут приехали уполномоченные от нашего предприятия, которые последними покинули родные места, подорвав все, что могло работать на фашистов. Это были подрывные команды. Нас собрали и объявили, что пора ехать дальше. Снабдил нас колхоз продуктами на дорогу и вывез на станцию. Это была суббота. Местные нас успокоили, что немцы, мол, в субботу не летают и не бомбят.

Но днем налетели самолеты и началось светопреставление. Хорошо, что ни одна бомба не попала в вокзал – народу там была тьма. Элеватор с зерном взлетел кусками в небо и не стало видно солнца. Я выскочил во двор и видел все своими глазами. Немцы применяли бомбы с сиренами, которые создавали такой свист и рев, что ноги подкашивались и переставали слушаться. После бомбежки развернулись и начали расстреливать людей, которые бежали с базара. Это был кошмар. На бреющем полете косили народ, а потом летчик перегнется за борт и смотрит на свою работу.

Ночью подогнали вагоны-холодильники и нас, детей, усадили в эти вагоны, а взрослые поехали на платформах. Станцию Тихорецкую или Тимашевскую мы проскочили под носом у немцев: все семафоры открыты, стрелки тоже, и никого - ни наших, ни немцев. Утром приехали в Краснодар. Мы-то в вагонах, а наших родителей занесло снегом – сплошной сугроб. В общем, пару дней были в Краснодаре, а потом погрузились в поезд и помчались по Северо-Кавказской железной дороге на Махачкалу, Дербент, Баку. Далее через Каспий в Красноводск – город без воды. Народ метался там в поисках питья.

Подогнали состав: теплушки и пульманы, оборудованные печками, полками. И поехали через Ташкент, Кызыл-Орду, Орск и т. д. Продукты кончились, на эвакопунктах выдавали на вагон ведро затирки. Ни жиров, ни сахара, ни соли, ни мяса. Вши заедали, бани нет, медицины нет. У нас была эмалированная чашка большая и вот по очереди вычесывали густым гребнем над этой чашкой, а потом на ходу выбрасывали вшей.

Двигались очень медленно, так как зеленый свет только воинским эшелонам давали, а их было нескончаемо. Побирались в этих эшелонах. Солдаты делились сахаром, углем, солью. Загонят нас в тупик в степи и стоим, хороним умерших.

Наконец-то приплелись в Нижний Тагил, станция Кедун-Быково. Открыли вагон и сразу же захлопнули – минус 55 градусов. Мороз дикий, забивает дыхание. Подъехали сани с медвежьими шкурами и нас - в эти сани, укрыли, отвезли в школу по ул. Старобазарной. Там пробыли несколько дней. Потом рядом в деревянном доме типа общежития дали по комнате. Тут были горняки-шахтеры из Кривого Рога, и мы, керчане, поселились. Жили мы очень дружно. Их семьи остались в оккупации. Трудяги и скромный народ.

Я в январе 1942 года устроился учеником токаря в гараж, через 4 месяца стал работать самостоятельно. Работа грязная, хлеба выдавали по 800 грамм. Хлеб черный, кислый, тяжелый, как свинец. Приварок скудный. Я очень похудел, началась цинга, дистрофия - сил не стало совсем. Приходил с работы, ложился в коридоре и сразу засыпал. Мама стаскивала с меня промасленный комбинезон и волокла в комнату. Там на кровати лежали доски, на которых я спал до утра. Утром кусочек хлеба и - на 12 часов снова на работу.

продолжение...

Если Вы стали свидетелем происшествия, или знаете о предстоящем событии, а также располагаете интересными фотографиями, звоните +7-(978)-853-94-44, пишите info@kerch.com.ru  и Ваша информация появится на сайте  KERCH.COM.RU.